Процесс Савченко. Допрос экспертов-4
В Донецком городском суде идет рассмотрение дела украинской военнослужащей Надежды Савченко, которую российское следствие обвиняет в причастности к обстрелу колонны беженцев в Луганской области и гибели двух корреспондентов ВГТРК. В понедельник стороны продолжили допрос экспертов.
Предыдущее заседание по делу Надежды Савченко прошло в Донецке в минувший четверг и началось с ходатайства защиты. Адвокат Марк Фейгин потребовал огласки показаний свидетеля Игоря Плотницкого — экс-министра обороны самопровозглашенной ЛНР, которого стороны допрашивали в закрытом режиме. Также защитник Савченко заявил отвод прокурорам. Суд отклонил оба ходатайства.
Оставшееся время было посвящено допросу экспертов-оружейников, отвечавших на вопросы по видеосвязи из Басманного районного суда Москвы. Допрос последнего из них — специалиста по артиллерии Романа Спирина — должен продолжиться в понедельник.
Допрос не удается начать, поскольку единственная камера в Басманном суде Москвы занята трансляцией другого процесса. Савченко из клетки-«аквариума» напоминает, что на одном из прошлых заседаний представители обвинения ссылались на видео, которое не смогли просмотреть в суде из-за отсутствия подходящего карт-ридера. Судья объявляет технический перерыв на 20 минут.
Судья говорит, что в Басманном райсуде Москвы идет «не менее важное» заседание, и видеосвязь пока занята, поэтому раньше 14:00 начать допрос эксперта невозможно.
Адвокаты и подсудимая настаивают на допросе Спирина. Савченко: «Это единственный человек, который пока не врет!».
Объявляется перерыв до 14:00.
Заседание возобновляется. Адвокат Фейгин жалуется, что московские приставы не пускают в зал Басманного суда его коллегу Илью Новикова: «Ну что это такое, ваша честь?».
— Как можно не пустить туда моего адвоката? — возмущается Савченко.
— Да запросто, это же Россия! — подсказывает ей адвокат Фейгин.
Председательствующий Леонид Степаненко растерянно говорит, что он не может приказывать судьям Басманного суда в Москве, но обещает позвонить туда и передать требование подсудимой и ее защиты.
Наконец, связь с Басманный судом удается установить. Савченко задает вопросы эксперту Роману Спирину.
— Чем в артиллерии занимается БАРТ — батарея артиллерийской разведки?
— Ведет разведку, у нее есть определенные технические средства, которые ведут разведку в своих секторах.
— В артиллерийской батарее сколько офицеров-артиллеристов?
— Штатом предусмотрены четыре офицера.
— Они должны иметь артиллерийское образование?
— В Российской Федерации все офицеры занимают свои должности, окончив училище.
В зале Басманного суда появляется Илья Новиков. «Спасибо, ваша честь», — говорит адвокат.
Савченко продолжает:
— При наличии в батарее офицеров-артиллеристов есть ли смысл посылать на задание по корректировке огня штурмана-летчика?
— Безусловно, лучше, чем артиллерист-офицер, штурман подготовлен быть не может, — отвечает эксперт.
Савченко говорит, что на экспертизу были представлены космические съемки, и эксперт по воронкам установил направление и дальность выстрелов.
— Можно ли это сделать по воронкам? — интересуется она.
— Безусловно, разрешение космических снимков позволяет это рассмотреть и разглядеть воронки.
— И установить их калибр?
— Калибр вряд ли, а вот направление можно, кроме минных воронок, потому что будет круговая воронка, и непонятно, откуда она прилетела.
Савченко продолжает допрос эксперта.
— От воронки, если нам известны азимут и дальность, мы найдем место, где находилось орудие. Правильно?
— Да.
— Вы когда-нибудь забирались на такие вышки, чтобы корректировать огонь?
— Отвечать обязательно на этот вопрос?
— Хорошо. Есть ли у вас опыт корректирования огня с таких вышек?
— Да, есть.
— Сколько нужно времени, чтобы забраться на 40 метров высоты?
— Зависит от подготовки. Я же не эксперт по вышколазанию. Метр-секунда, скажем так.
— Да, суперсногшибательная у вас подготовка. Сколько времени на это может уйти у человека с раненой рукой?
— Я не знаю.
Савченко и Спирин обсуждают, можно ли было видеть место обстрела с той вышки, с которой, по мнению обвинения, подсудимая наблюдала за местностью.
— Что можно было наблюдать с этой вышки? Перекресток можно?
— Можно. С высоты и 30, и 20 метров.
— То есть с 20 метров видно на расстояние 2,8 км, учитывая высоту дерева 12 метров. Вы полагаете, что они не перекроют друг друга?
— Вы понимаете, вышка находилась фактически в створе дороги, поэтому можно было наблюдать. Если бы она находилась на траверсе, как говорите вы, летчики, тогда дерево, безусловно, закрывало бы обзор.
— Обратимся к разрывам и воронкам. На видео, которое записано с выключениями, можно было узнать, какое время прошло между взрывами?
— Я засекал, получилось 40 и 53 секунды.
— Выключения вы не учитывали?
— Нет, не учитывал. Я просматривал видео из материалов дела, там кусками было и один целый ролик.
Спирин рассказывает, что раненого на видео оттаскивают после второго взрыва, который раздался возле фуры. Второго — если судить по видео, а если ориентироваться по воронкам с космической съемки — всего их семь — то эксперт затрудняется сказать, какой по счету это был разрыв.
Савченко:
— Вы в своей экспертизе делали вывод, что огонь был откорректирован. Давайте разберемся. На космосъемке только семь воронок.
Спирин поясняет: один разрыв был в поле, потом еще один, следующий — уже около стоявшей близ перекрестка фуры, потом возле раненого человека и остальные рядом с оператором, который снимал видео. При этом расстояние между разрывами сокращалось: 131 метров, 120 метров, 90 метров — «то есть идет приближение, и потом залп лег в середину цели как бы», говорит эксперт. При этом основная масса — более 150 разрывов — была в районе Стукаловой Балки, уточняет Спирин.
Подсудимая задает вопросы эксперту.
— Что ценнее как цель: машина, человек вооруженный или человек невооруженный? Вы же беретесь судить войну. Что ценнее: минометы противника, которые могли стрелять из района поста ГАИ, или мирные жители?
— Вы знаете, огневая задача оценивается по трем условиям: решение командира, скорость выполнения и точность огня. Командир сам определяет важность каждой цели. А решение за корректировщиком.
— Может ли стрелять артиллерия без наведения?
— Если имеются координаты объектов противника, известные со степенью «точно», то да, стрельба по координатам возможна на основе полной подготовки.
— Есть такое понятие, как рассеивание снарядов?
— Да.
— Какое может быть отклонение?
— У каждой системы артиллерии существует таблица стрельбы, и для каждого типа она своя, это называется «срединное отклонение», на каждую дальность оно свое.
— Зная гаубицу, из которой стреляли, скажите: могли бы журналисты попасть под рассеивание?
— Мне надо же знать точку цели, чтобы учитывать это рассеивание.
— Давайте возьмем за точку цели эти минометы. Или вам так и не показали их, даже окопы?
Прокурор возражает против этого вопроса: чтобы ответить на него, нужна новая экспертиза.
— Давайте уточним. Как можно засечь работающий миномет противника? — продолжает Савченко.
— Если его засекает человек, это одно, если просто технические средства разведки, то это другое.
— Давайте уж человек, если вы меня на вышку засунули.
— Это звук и вспышка выстрела.
— С этой вышки можно было засечь миномет? Вы не находили поблизости другой вышки, с которой можно было корректировать, кстати?
— Нет, только с этой вышли была видна дорога.
— Ага, а Луганск? Почему-то вам только дорогу как цель обозначили.
Спирин говорит, что любой человек с такого возвышения засечет минометный огонь, и объясняет, что миномет на местности всегда будет находиться в скрытом месте, за лесом или строением.
— То есть человек на этой вышке мог видеть как людей, так и минометную точку. Если засекается артиллерией минометный огонь, то цель поражается?
— Любые артиллерийские подразделения противника поражаются немедленно.
Савченко спрашивает, приходилось ли эксперту сдавать миномет в музей; очевидно, подсудимая хочет прояснить, могли ли сепаратисты пользоваться списанными минометами.
Не приходилось, отвечает Спирин и объясняет, что при списании оружия у миномета разрезается створ и вынимается боек. Если ствол разрезан, ничего сделать уже нельзя, но боек еще можно самостоятельно изготовить.
— И вы бы рискнули поставить солдата рядом с такой кустарной трубой? Вы бы рискнули его жизнью?
Вопрос снимается.
— Вы знаете, что такое ПТУР?
— Безусловно. Я знаю, как выглядят противотанковые управляемые ракеты, они бывают переносные или самоходные. Самоходный будет называться ПТРК. ПТУР сейчас есть двух типов: одни управляются по проводам, другие по радиоканалам. Первые уже устаревшие, они сделаны еще в СССР.
— Те, которые управляются проводом, им нужна прямая видимость цели?
— В настоящее время противотанковых ракет, которые наводятся не прямой видимостью цели, не существует.
На этом связь с Басманным судом обрывается. Сперва пропадает звук, затем — изображение.
— Нужны ли человеку, чтобы стрелять из ПТУР-26, навыки корректировки артиллерии?
— Если мы говорим о подготовке человека, который работает непосредственно с ПТУРом, то навыки корректировки артиллерии ему не нужны.
Теперь вопросы эксперту задают адвокаты. Марк Фейгин:
— Для корректировки огня сколько нужно рук? Сколько приборов он использует? Можно корректировать вообще без рук?
— Единственное, что нужно — рука, чтобы результаты сообщать. Ну или нажать тангенту, если у вас наушники для связи.
— То есть одна — точно? Назовем ее рука для связи.
— Средства связи могут быть разные, если имеется сотовый телефон с гарнитурой…
Связь с Москвой опять пропадает.
Связь удалось наладить, допрос продолжается.
— Поясните все-таки, для связи рука нужна? — спрашивает адвокат Фейгин.
— Если брать средства связи, находящиеся на вооружении вооруженных сил, они предусматривают нажимание на тангенту для связи, если мы говорим, например, о рации. Если мы говорим о сотовой связи и наушниках с микрофоном, то можно один раз нажать, и больше руки вам не нужны.
— Хорошо. Как еще надо использовать руки, если вы находитесь на расстоянии 2 600 метров, и вы пользуетесь биноклем? Рука для бинокля нужна?
— А вы сами как думаете? – вмешивается судья.
— А у нас тут все дело носит вообще предположительный характер, вот я и выясняю, — отвечает Фейгин.
— Конечно, бинокль надо держать в руках, — отвечает эксперт.
— А если вы залезли на такую вышку, — Фейгин выходит с микрофоном в центр зала, — если я стою на этой вышке, я должен одной рукой за что-то держаться?
— Не обязательно, можно руки пропустить за перекладину и спокойно смотреть, наклонившись.
— Покажите, пожалуйста, как.
— Мы такого еще не видели, — говорит судья.
— Я такого суда еще не видела! — вмешивается Савченко.
— Вы знаете, я не актер-мим, — смущается эксперт.
— Вы эксперт, объясните нам, — снова просит Фейгин.
— Я эксперт по вышкам?
Прокуроры кричат и требуют снять эти вопросы.
— Если надо будет огонь корректировать, то раскорячиться можно как угодно. Так можете и записать, — говорит эксперт.
Пока связь снова прервалась, Савченко очень эмоционально пытается объяснить судье, что почему-то в экспертизе следователь сразу поставил перед экспертом условие, что целью стрельбы была дорога и мирные жители. Она уверена, что, скорее всего, в лесу была минометная батарея, по которой и велся огонь, а журналисты попали под отклонение огня.
— Вы говорите о войне, как о бытовухе какой-нибудь! Вы заранее говорите эксперту, какие ставились цели! – возмущается подсудимая. Связь снова настроили. Вопросы задает адвокат Полозов:
— Вышку, о которой мы говорим, в районе Стукаловой Балки, вы видели когда-нибудь?
— Я ее видел только на спутниковых снимках, составленных для экспертизы. Это некий предмет на карте, имеющий определенную высоту, и падающая от него тень.
— Сбоку вы можете ее описать?
— Нет, не могу.
— Вам, известно, снабжена ли она лестницей или каким-то устройством для подъема?
— По предоставленным мне материалам это неясно было. Вы знаете, эксперт Бобков в своей экспертизе определил наиболее удачные точки для наблюдения за перекрестком двух дорог.
— А по характеру спутникового снимка можно определить, что боец может забраться на эту вышку? Или это предположение?
— Чтобы оценить местность реальную, надо находиться на месте. Я там не был.
— Район вышки находился за засадой, — говорит Савченко. — Вы говорите о месте, где стоит 80 человек твоего противника? И я там как цветок среди них стояла и корректировала?
Эксперт не обращает внимание на ее реплику и повторяет, что с вышки корректировка огня, по его расчетам, была в принципе возможна.
— Если первая и последняя информация, которая от разведчика прозвучала, это фраза: «В районе Стукаловой Балки пять трехсотых, метров 500 вперед засада по обеим бокам», учитывая, что свои знают, где вперед, где назад, это засечка цели или корректировка огня?
— Да, это определение цели.
— То есть разведчик произвел засечку цели?
— Такой фразой он дал целеуказание.
— Если от танка идет дым и командир танка сказал, что он попал в засаду, то дым является указанием на цель?
— Да, может являться, но в учебниках такого способа указания на цель нет.
Полозов расспрашивает про «расчет угла» от вышки до дороги, но связь снова падает.
— Вот вы повторно задали вопрос, техника и не выдержала, — говорит адвокату судья.
Савченко прислонила к стеклу «аквариума» рисунок, на котором, как она объяснила, показано, что угол надо было просчитывать, потому что из-за дерева с этой вышки людей все равно не было бы видно. Вопросы эксперту задает адвокат Полозов.
— Какой угол составляло расположение вышки, перекрестка, куда попали снаряды, и дороги? Относительно перекрестка.
— Чтобы иметь возможность ответить на вопрос, мне нужны три точки.
— Первая это вышка, вторая перекресток и третья — это 300 метров от вышки по дороге.
— Это около 10 градусов, даже меньше.
— Перекресток был в чистом поле или были какие-то препятствия?
— Справа и слева от обочины были деревья и здания, заправка по-моему.
Спирин говорит, что проводил линию по координатам и космическому снимку, и по координатам разрывы попадали в поле зрения. Савченко не понимает, как можно было так подсчитать на плоскости. Тот объясняет, что дорога в той местности «идет ленточкой».
— Просто на видео видно, что там снаряды летели чуть ли не сквозь деревья, — объясняет эксперту Савченко.
— Я с вами не соглашусь.
— Они проходили выше деревьев, вы хотите сказать?
В ответ на это эксперт отвечает что-то невнятное, не говоря прямо, проходили ли снаряды так или иначе.
— Я так смотрю, что видно будет при таких условиях, только если это чистое поле. А если там деревья, то людей увидеть уже нельзя, — говорит Савченко.
— Наблюдать с вышки правую обочину, выше бронетранспортеров, можно.
— Если был корректировщик, как вы говорите, то он цель переводил. И если предположить, что целью были люди и журналисты, то их видеть уже нельзя. Если был корректировщик, то получается, что он переводил огонь от людей в сторону, где были минометы.
— Если бы огонь переносился на минометы, которых я не видел, стрельба менялась бы не по дальности, а вправо-влево.
— Минометы на самом деле тоже дальше ведь стояли.
Эксперт подчеркивает, что на космических съемках он не видел никаких минометов. Савченко напоминает, что на снимках за 17 июня вообще ничего не видно — там облака, и экспертиза проводилась по съемкам в другие дни.
Непосредственно в районе перекрестка шесть воронок, объясняет Спирин в ответ на вопрос Полозова. Седьмую воронку, находившуюся в поле и в 332 метрах от них, он сначала не принял во внимание.
— То есть просто случайный снаряд попал туда? — спрашивает Савченко.
— Скорее всего, да.
— Так может и все туда случайно попали?
Эксперт молчит. Связь снова прервалась.
Связь пропадает прерывисто — сначала исчезает звук, поэтому, когда стороны задают эксперту вопросы, создается ощущение, будто он задумался, но спустя какое-то время соединение окончательно прерывается.
— Вот 120-миллиметровый миномет — сколько времени нужно, чтобы его снарядить, то есть выгрузить и привести в боевую готовность? — спрашивает адвокат Полозов.
— Я могу норматив поглядеть.
— Нам хотя бы приблизительно, для бойцов средней подготовки?
— Давайте я посмотрю и скажу точно. У меня все с собой.
Спирин возвращается с книжкой — сборником нормативов — и говорит, что это время составляет около двух минут.
— А на батарею из 4-5 минометов столько же времени уйдет при надлежащем количестве бойцов?
— Время немного увеличится, около 3 минут.
— Эксперт Бобков сказал нам, что минометы со спутниковых снимков не видны. Где там с точки зрения артиллерийской науки было бы наиболее удачное место для расположения минометов?
— Я бы их разместил в районе, вот там перекресток, пост ГАИ, и развилка под острым углом, там был разместил, — отвечает эксперт, демонстрируя снимок из материалов дела.
Савченко удивляется, почему рисунок с минометами, который является приложением к допросу одного из сепаратистов, не заставил эксперта задуматься и связать расположение воронок с возможной позицией минометов. «Нельзя было не увидеть тот факт, что артиллерия была и со стороны ополчения» — говорит она.
Связь снова прервалась, но Савченко запрещает адвокатам просить о пятиминутном перерыве: «Я терплю, так и вы потерпите!».
Савченко продолжает расспрашивать, были ли пометки на той карте, которую свидетелю показывали для экспертизы.
— Я смотрел только экспертизу Бобкова, там вроде бы какие-то пометки были, я им значения не придавал, — отвечает он.
— То есть как, вы даже не обратили внимания на это? Вообще не восстановили картину боя! Корректировала я или нет? — возмущается Савченко.
— Он вас не привязывал к этому! — останавливает ее судья.
— Меня не привязывал? Он тут делал экспертизу только о том, что я могла бы? Ну прекрасно!
У Савченко больше нет вопросов.
Новиков пытается спросить про другие возможные вышки, однако эксперт говорит, что уже отвечал на такой вопрос. Савченко эмоционально отмечает, что ни этому эксперту, ни эксперту по космической съемке «не дали посмотреть в сторону Луганска» и указали для экспертизы исключительно эту вышку. «Падлюки!» — добавляет Савченко.
— Корректировщики в боевых условиях могут надевать на себя какую-то яркую одежду? — спрашивает Полозов.
— Нет, не могут. У военнослужащих есть форма одежды, которую они соблюдают. Они должны соответствовать уставу.
— У нас некоторые свидетели говорили, что на Савченко был яркий желтый платок. Вы можете объяснить, если она была корректировщиком, какую функцию он выполнял?
— Не могу.
— Он помогал бы демаскировке корректировщика?
— Зависит от условий, но скорее всего да.
Отвечая на вопрос Полозова, эксперт говорит, что в настоящее время пристрелка реактивной артиллерии не предусмотрена. Но в ранних нормативах 80-х годов такая возможность была предусмотрена, и в этом отношении разницы между реактивной и ствольной артиллерией фактически не было.
— Вы сейчас используете цинковые или картонные упаковки во время стрельб? — спрашивает адвокат, но судья снимает вопрос, мотивируя это тем, что сейчас стороны не рассматривают вооружение российской армии.
— Почему, если оно находилось на Украине и использовалось там?
— Ваша версия нигде не отражена.
«Большое вам спасибо, что пришли и ответили на наши вопросы» — прощается с экспертом Савченко. Больше к нему вопросов нет, свидетеля отпускают. Судья объявляет пятиминутный перерыв.
Заседание возобновилось. Судья говорит о поступлении письма, согласно которому явка одного из военных специалистов — Киседобрева — невозможна, потому что он «убыл в командировку за пределы РФ» до апреля 2016 года. «В Сирию?» — оживляется Савченко.
Прокурор читает справку о специалисте Вячеславе Железном, согласно которой он убыл на территорию Украины и установить место его нахождения не представляется возможным. И его показания, и показания Киседобрева прокурор хочет зачитать.
Адвокаты возражают: Полозов говорит, что специалист Киседобрев не может быть допрошен по вине обвинения, но раз уж он в командировке до апреля, ничего с этим сделать нельзя. Но Железного защита все же требует найти.
«Мы видим полнейшую неспособность обвинения уследить за своими свидетелями и специалистами. Почему Савченко должна страдать из-за этого, почему нарушаются ее права? У нас много вопросов к ним, — говорит Полозов, — У нас был свидетель Плотницкий, который главный в этом ЛНР, пусть обвинение к нему обратится. Если подвалы посмотреть, наверняка Железный там у них обнаружится».
Судья разрешил читать показания обоих и признал их неявку «чрезвычайным обстоятельством».
Согласно протоколу допроса от декабря 2014 года, Олег Киседобрев — начальник ракетных войск и артиллерии пятой армии Восточного военного округа в звании полковника, имеющий 24-летний стаж работы по специальности. На допросе он утверждал, что обстрел поста ГАИ у поселка Металлист был произведен осколочно-фугасными снарядами калибра 120 миллиметров, либо калибра 122 миллиметра, либо калибра 152 миллиметра. Для стрельбы, по мнению Киседобрева, могло использоваться самоходное артиллерийское орудие «Нона-С», самоходная гаубица «Гвоздика», гаубица Д-30, или гаубица «Акация».
Полозов считает, что к допросу приложены какие-то «непонятные документы». «Что за пристрелка с помощью вертолета? Почему она начинается со 114 пункта? Почему обвинение и из этих листов оглашает только выборочные моменты?» — спрашивает адвокат.
«Либо давайте оглашать как есть, либо…» — говорит Полозов. «Или убирать к черту!» — подсказывает Савченко.
Подсудимая говорит, что пристрелка действительно может производиться с определенных типов вертолета, но сама она с подобным никогда не сталкивалась, из-за чего у нее складывается ощущение, что в документе искусственно перемешаны вертолеты и артиллерия. «Я это слушаю, я не могу в это поверить! Я что, бог всея войны и могу соединить вертолеты с артиллерией? Это полный бред!», — говорит Савченко, отмечая, что задать уточняющие вопросы свидетелю Киседобреву уже невозможно. «Штурман-корректировщик работает с авиацией, а не с артиллерией! Это полное смешение всего со всем», — возмущается Савченко.
Полозов заявляет ходатайство об исключении этого непонятного документа: «Мы не можем сказать вообще, что это за бумажки приложены».
— Сторона обвинения представляет документы в том объеме, в каком считает нужным, — возражает прокурор.
— Фантасты, — говорит Савченко.
Суд постановил отказать в исключении.
Прокурор продолжает зачитывать таблицу из допроса эксперта, а затем переходит к письму от и. о. руководителя управления СК по расследованию преступлений, связанных с применением запрещенным средств и методов ведения войны Стрижова директору государственного астрономического института имени Штернберга Черепащуку.
В нем следователь спрашивает, можно ли определить по видеозаписи с задержанием Савченко, которая была снята ополченцем Егором Русским, точное время суток вплоть до минут.
Черепащук отвечает отрицательно.
Далее прокурор зачитывает протокол допроса свидетеля Владислава Железного от марта 2015 года. Железный — старший инженер «МТС» Украины. В конце допроса следователь задает вопрос, позволяют ли технические возможности луганского филиала компании отслеживать количество телефонных соединений и нагрузку на ту или иную базовую станцию в конкретный определенный период времени.
Свидетель отвечает отрицательно — оборудование компании не может сделать этого, кроме того, луганский филиал сотового оператора не имеет технической возможности получить сведения о телефонных соединениях абонентов сотовой связи, поскольку доступ к этой информации можно получить только из центра управления МТС в Киеве.
Прокурор просит объявить перерыв до среды, чтобы продолжить рассматривать вещественные доказательства. Судья советует защите начать готовиться к предоставлению доказательств, чтобы начать представлять их со следующего заседания. Но адвокаты говорят, что им еще может понадобиться дополнительное время на подготовку.
Судья объявляет перерыв до 2 декабря.