«Он даже не может сказать, попал он ногой по шлему или нет»
1 ноября в Тверском суде Москвы начнут рассматривать дело 32-летнего предпринимателя Дмитрия Борисова — он стал пятым фигурантом «дела 26 марта». Его обвиняют в том, что во время своего задержания на Тверской улице он ударил ногой по голове сотрудника полиции в тот момент, когда его несли в автозак. Борисов был арестован 9 июня, но подробности его дела стали известны только сейчас благодаря правозащитному проекту «ОВД-инфо». «Медуза» поговорила с адвокатом Борисова Ильей Новиковым о том, в чем обвиняют его подзащитного.
Илья Новиков
адвокат Дмитрия Борисова
Этого дела вообще не должно быть. Дмитрий Борисов пришел на акцию 26 марта, во время которой был задержан сотрудниками ОМОНа. Пятеро омоновцев принесли его к автобусу, который доставил Борисова в отделение. Там на него был составлен административный протокол, и в тот же вечер его отпустили домой. Ни полицейский, который сейчас выступает как потерпевший, ни четверо других, которые проходят свидетелями, к нему ни малейших претензий на тот момент не имели. Как и еще сотни [пришедших на акцию] москвичей, Борисов получил потом штраф в несколько тысяч рублей — это была рутинная административка.
Но в середине мая было заведено уголовное дело [о нападении на сотрудников полиции 26 марта]. Кто-то из следователей, отсматривавших оперативные съемки, — скорее всего, по заданию руководства искать случаи насилия над полицейскими, — увидел какое-то мутное движение. Якобы нога задержанного идет вверх, после чего у полицейского дергается шлем на голове.
Сначала следователи вычислили конкретных полицейских, которые были на видео. Потом среди тех, кого они задержали в тот день, нашли имя молодого человека, который по одежде и по внешности походил на Борисова. Потом устроили опознание, и 8 июня его арестовали.
Если говорить про сам момент нападения [Борисова] на полицейского, то речь идет о попадании мыска его кроссовка по козырьку шлема. Речь не идет о каком-то невероятном ударе, нанесенном в полете. Борисова во время задержания приложили сапогом по ребрам, потом, судя по всему, заехали в пах специально отработанным приемом. Ему было больно, он вырывался, брыкался, и одна нога, скорее всего, неосознанно, действительно задела полицейского.
Мы вынуждены исходить из того, что суд, безусловно, поверит показаниям полицейских, которые скажут, что удар был. Но был ли этот удар умышленным и прицельным, или это было случайное столкновение — этот вопрос следствие не удосужилось изучить. Они исходят из того, что если полицейскому по шлему попали ногой, значит, это было умышленно.
Я заступил в дело со второй недели после задержания Борисова, ко мне обратилась его мать. Сейчас мы работаем с адвокатом, который ведет дело с момента его ареста. На первых допросах Борисов использовал свое право не давать показания против самого себя. Потом рассказал, что его действительно несли, применяли к нему болевые приемы, и что его движение ногой произошло исключительно рефлекторно. Он даже не может сказать, попал он ногой по шлему или нет.
Что могло заболеть у полицейского после скользящего удара по пластиковой части шлема — не понятно. Самовнушением можно достичь чего угодно. Про боль они [потерпевшие сотрудники полиции] говорят по традиции: если полицейского ударили, он должен сказать, что ему было больно. Но в тот день они с коллегами не посчитали, что случилось что-то экстраординарное — донесли человека до автобуса и пошли заниматься своими делами.
Обвинение использует стандартное выражение, «реализуя внезапно возникший умысел посягнуть на полицейского». Но если уж ты решил бить полицейских, то гораздо удобнее это делать, стоя на асфальте, а не когда тебя несут пятеро. Когда же Борисова поставили на асфальт перед автобусом, он никого не бил, а спокойно сел, доехал до ОВД и ушел оттуда домой своими ногами. В случае с моим подзащитным имеет смысл говорить о внезапно пропавшем умысле нападать на сотрудников.
Есть еще один важный момент. После митингов 26 марта и 12 июня был налажен конвейер по написанию протоколов. Одни и те же полицейские — двое или четверо — садились и переписывали на каждого из задержанных один и тот же текст: сначала рапорт, потом протокол, где было написано, что такого-то гражданина они задержали, когда он сопротивлялся полиции и участвовал в незаконном митинге. У этого бумажного конвейера, как правило, стояли не те люди, которые проводили задержание. Так Борисов попал в щель между уголовным и административным производством.
Двое из пяти полицейских, которые задерживали Борисова, засветились в деле [участника акции 26 марта] Тимофея Медведева, которого я по стечению обстоятельств защищал в марте. Его задержание было снято с двух разных ракурсов, все видеозаписи были рассмотрены в суде. На кадрах четко видно, что его задержали два человека в погонах старшего лейтенанта и лейтенанта, в материалах же административного дела звания были другими — сержант и старший сержант. С тем, что полицейские врут в административных делах, все смирились, но в уголовных процессах это недопустимо.
Борисову 32 года. Он нормальный человек, ни экстремист, никогда не привлекался по уголовным статьям. У него довольно серьезное заболевание — киста в височной области, фактически — дырка в черепе. С ней можно жить, но если что-то случиться — поднимется давление или произойдет удар — то можно в одночасье умереть. Непонятно, в какой степени суд учтет это обстоятельство. Пока суд решил, что Борисов будет дожидаться процесса и, видимо, приговора в СИЗО — недавно ему продлили арест до апреля 2018 года.
Трудно быть оптимистичным, но, надеюсь, нам удастся донести до судьи, что у полицейского не было даже намека на синяк, на царапину или на тяжелое моральное повреждение. Допустим, обвинение докажет все, что хочет, но у нас в Уголовном Кодексе есть статья 14, во второй части которой, говорится, что малозначительное деяние не является преступлением [даже если похоже на него по формальным признакам]. Это тот самый случай, но у защиты есть все основания настаивать на полном отсутствии состава преступления. Дело высосано из пальца.
