«Первое время не покидало ощущение, что я попал в книгу»
Артём Камардин, фигурант «поэтического дела», ответил из СИЗО на вопросы «Новой».
25 сентября 2022 года на Триумфальной площади в Москве прошли «Маяковские чтения». Нескольких участников задержали, трех поэтов — Артема Камардина, Егора Штовбу и Николая Дайнеко — обвинили в экстремизме. Следствие считает, что во время поэтического вечера они возбуждали вражду по отношению к «участникам военных действий в «ДНР» и «ЛНР».
Сразу после задержания Артема Камардина избили и изнасиловали гантелью. В марте обвинение против молодых людей утяжелили, добавив статью ч. 3 280.4 УК РФ («призывы к деятельности, направленной против безопасности государства, совершенные группой лиц»).
Николай Дайнеко заключил соглашение со следствием, его судили отдельно и приговорили к четырем годам колонии.
В ближайшее время начнется процесс по делу Артема Камардина и Егора Штовбы.
24 мая у Артема Камардина, который находится в СИЗО «Бутырка», состоится свадьба с его девушкой Александрой Поповой. Мы отправили ему письмо, и он ответил на наши вопросы.
— Очень уважаю ваше издание. Однажды я уже давал интервью «Новой газете» — озаглавлено оно было вроде «Выходи к памятнику», рассказывал там про «Маяк» (памятник Маяковскому. — Ред.) и про поэтический панк, зал «Лирика», акционизм и самиздат, офлайн- и онлайн-поэзии. С радостью пообщаюсь с вами еще. Жаль, конечно, что в рубрике «Письма со шконки», но тут ничего не поделаешь, время такое.
Давайте по вопросам!
От суда я не жду ничего хорошего, естественно, надеюсь на лучшее и стараюсь воспринимать все происходящее со мной как экстремальную экскурсию с полным погружением в глубины полицейского государства.
Но, увы, понимаю, что «Капотней», «Серпами» и «Бутыркой» (воистину историческим местом! Мне пишут, что первый политический заключенный — Емельян Пугачев, вот это размах!) она не ограничится.
Чувствую, в лагерь придется съездить почти наверняка. Но я не унываю. Почти. С такой поддержкой, как у меня, стыдно раскисать.
Сам я на суды никогда не ходил. Во время дела 212 («московское дело») пару раз бывал у здания суда, где проходили заседания, но внутрь попасть не пытался. Не было желания. Но всегда с удовольствием принимал участие в поэтических вечерах, концертах и других мероприятиях в поддержку политических узников совести. Предпочитал подобные ивенты бессмысленным и бессодержательным поэтическим слэмам. Теперь же сложилось так, что я сам оказался в числе политзэков. Интересно в жизни срифмовалось.
А вот в тюремном распорядке дня ничего интересного. Не стану долго на нем останавливаться. Тем более он очень разнится. Не только от учреждения к учреждению, но и от камеры к камере даже.
Но где бы я ни был, основных занятий у меня два — чтение и переписка.
Артем Камардин на Пушкинской площади. Фото: sota
Самое трудное в тюрьме — первое время. Арест был для меня шоком. Вы, наверное, в курсе того, насколько жестко меня «принимали». Но общественная поддержка и поддержка близких меня реанимировала.
Еще в тюрьме я совершенно разлюбил праздники и выходные. Все самое лучшее: свиданки, письма, передачки, — тут в будни. Выходные и праздники — мертвый сезон. Особенно тягостно было в посленовогоднюю неделю. В дни, когда так хочется быть рядом с родными и друзьями, оказываешься в полной от них изоляции. Эх. Вот это был по-настоящему депрессивный период.
Сейчас тоже три выходных подряд (пишу вам 7 мая). Но сейчас уже полегче, конечно.
Что касается чтения. Сначала оно давалось с трудом. Громкие, тревожные мысли в голове то и дело перебивали повествование. Первое, что попалось в руки, — «Жерминаль» Эмиля Золя. Потом перечитал «День опричника» Владимира Георгиевича Сорокина и «Воскресение» Льва Николаевича Толстого. Еще очень зашла свежатина от Пелевина «KGBT+».
Очень хотел почитать здесь что-нибудь из Владимира Буковского, потому что именно с его благословения Матвей Крылов в 2009 году возродил некогда разгромленные в совке чтения.
Я очень ярко осознал, что история повторяется, и решил изучить вопрос. Только тогда площадка просуществовала несколько лет, а в современной России — аж 13 лет! — прогресс! Но тюремщики закрутили гайки, и нам перестали передавать книжки с воли.
Ссылаются они на какой-то федеральный закон от 1995 года, который они вдруг решили начать соблюдать. Самое время. Вообще, «Маяковка» шестидесятых годов прошлого столетия наиболее полно описана в книге Людмилы Поляковской «Мы предчувствие… предтеча». Я читал отрывки из нее на сайте «Мемориала» (признан «иностранным агентом и ликвидирован судом. — Ред.).
На бумаге, к сожалению, мне ее найти не удалось. Из этой книги я узнал о второй ключевой фигуре чтений того периода — Юрии Галанскове, человеке невероятного таланта и трагической судьбы. Очень всем советую прочитать его поэму «Человеческий манифест». Тогда эта поэма была визитной карточкой площади, но и сейчас не потеряла ни капли актуальности.
Из современных поэтов больше всего люблю своих товарищей по «Маякам» — Даню Берковского, Борю Булгакова. Борисово «Торжество метафизики» здесь стало для меня чем-то вроде гимна. Оно легко находится в интернете, тоже очень советую, оно невероятно крутое!
Из поэтов вообще — серебро, конечно. Особенно, Маяковского и Брюсова. Стихотворение «Поэту» («ты должен быть гордым, как знамя, ты должен быть острым, как меч») читал Сашеньке, когда палачи уже ломились в двери нашего дома. Сцена по красоте и нерву достойна художественной литературы.
Кстати, меня все первое время не покидало стойкое ощущение, что я попал в книгу. Я думаю, я далеко не один словил подобную дереализацию, ведь происходящее весь последний год в нашей стране точь-в-точь сюжет антиутопии.
А вот стихов я сейчас не пишу. Совершенно нет вдохновения.
Но написанное ранее, будучи погруженным в современный контекст, будто бы заиграло новыми, более яркими красками.
Перечитывая мысленно стихотворение «Хрустальная ночь» 2013 года, я невольно задумываюсь, это как я так предугадал? Хах! Прям все сбылось. Ну его нафиг!
Может, лучше уж и не писать ничего больше, раз оно все сбывается! Шучу. Просто процесс написания стихов у меня чисто вдохновенческий, а еще слабоуправляемый и довольно болезненный.
Как в цветаевском: «вскрыла жилы: неостановимо, невосстановимо — хлещет жизнь».
Вам, кажется, придется ставить слишком много ссылок на стихи в этом тексте. Простите поэта.
Короче, поэзия в качестве арт-терапии мне совершенно не подходит. Лучше буду котиков рисовать. На воле я очень любил отправлять Саше мемы с котами. У меня была целая коллекция на любой случай жизни. Вот теперь приходится выдумывать их самостоятельно и рисовать ручкой на бланках ФСИН-письмо. Сокамерники уже шутят, что, если я продолжу в том же духе, скоро на территории России запретят котов. Но меня это не остановит!
Наверное, самое время рассказать, кто же эта Саша, которую я уже дважды упомянул в своем письме. Вдруг вы не знаете. Саша — моя любимая девушка и будущая жена. Возможно, на момент публикации уже не будущая, а настоящая. Свадьба назначена на 24 мая. Мы собирались пожениться немного в других обстоятельствах — не в стенах СИЗО, но как я уже писал выше: ничего не поделаешь, такие времена. Ну и, конечно, я не могу не воспользоваться предоставленной мне трибуной и напоследок обращусь к ней: «Солнышко! Сашенька! Родная! Ты — лучшая! Я безумно люблю тебя! Мы обязательно все преодолеем, и уже никто и никогда больше не помешает нам быть вместе. Ведь наши чувства сильнее отчаянной злобы Левиафана. Любовь сильней репрессий!»
