Последнее слово Ольги Смирновой
С обвинением по ч. 2 ст. 207.3 УК РФ я не согласна как в части состава преступления, так и в части квалификации по пункту «д». Виновной себя не признаю. Любые сообщения, которые я публиковала в соцсетях, связанные с военными действиями весной минувшего года, считаю полностью достоверными, а на оценочные суждения критерии достоверности не распространяется…
…Начиная с предварительного следствия и заканчивая выступлением гособвинителя в прениях, подчеркивается мое «крайне негативное отношение к действующему политическому режиму». Спасибо за подсказку насчет режима: она полностью обосновывает ненависть как таковую, поскольку режим тут начал действовать взамен конституционного строя. иначе относиться к подмене формы государственности, которая тянет за собой подмену страны, невозможно. Одна-единственная причина, по которой я и люблю, и ненавижу, заключается в том, что я — есть. И она явно не политическая. Приписывающие моей ненависти политический характер определенно льстят себе. Для того чтобы навлечь на себя политическую ненависть, надо хотя бы сформулировать свою политическую концепцию, а своевольный отказ от уважения к азбучным истинам под лозунгом «Нам не стыдно» не дотягивает до чего-либо политического. Потому квалификацию по пункту «д» я считаю произвольной.
Если бы речь шла о некой новой форме упорядоченности существования, которую взамен старой этот самый режим несет миру на штыках, возможно, моя ненависть обрела бы политическую окраску. Но формы нет. Есть лишь подмена содержания старых государственных институтов, смыслов, старых знакомых слов и символов. А миру это странное новообразование несет лишь хаос, глумясь и над международными организациями, и над выработанными тысячелетиями общечеловеческими нормами морали.
За примерами далеко ходить не надо. В своей обвинительной речи прокурор указал на решение Совета Федерации РФ дать согласие президенту на использование войск РФ «на основе общепринятых норм и принципов международного права», а основанием для оказания помощи ДНР и ЛНР названа ч. 7 ст. 51 Устава ООН. Видимо, у России этот устав свой, так сказать, суверенный, поскольку ООН признавала и признает лишь существовавшие по состоянию на 2013 год границы Украины и РФ, а то, что с 2014 года называется в России «ЛНР» и «ДНР», в соответствии с принципами международного права — часть территорий Луганской и Донецкой областей Украины, над которыми утрачен контроль. Крым ООН рассматривает как временно оккупированные территории Украины тоже с 2014 года.
Я полагаю, что не только Устав ООН в России свой, с грифом ДСП [«для служебного пользования»], но и ООН cвоя, удобная для внутреннего пользования, поскольку та, на документы который ссылалась я, обосновывая свою позицию, называется «тенденциозным источником иностранной пропаганды», обвиняется в «подмене фактов» и «огульном очернении российской действительности». Это я цитирую гособвинение. Ну да, уставом такой ужасной организации нельзя обосновать аннексию, да и референдумы она не признает, если они проводятся за пределами общепризнанных границ страны, памятуя горький судетский опыт.
«Российская действительность», чтобы ее огульно не очерняли, должна включать в себя ООН, а не состоять в ней. И эта проблема, как я понимаю, решена. Вопросов, кто состоит в домашней версии ООН, которую «российская действительность» создала по образу и подобию своему, не предвидится — а для солидности ее всегда можно упомянуть в официальных обоснованиях собственного произвола, и даже вместе со всеми присными, включая принципы международного права. Чтобы выглядело все, как у всех, — но при этом безукоризненно «суверенно».
Одна проблема решилась, но другая тут же возникла вместе со словом «спецоперация». В качестве нормативно-правовых актов, обосновывающих начало масштабных военных действий против Украины, обвинение указывает на постановление Совета Федерации России от 22.02.2022 г. «Об использовании ВС РФ за пределами территории РФ» и «Договоры о дружбе и сотрудничестве между РФ и ЛНР, ДНР». Однако любые спецоперации, согласно российским законам, могут проводиться лишь внутри российских границ, а единственным основанием для их начала может быть президентский указ. Разрешение на использование войск от Совета Федерации еще не означает приказа о переходе границы и начале военных действий. Тем более — договоры о дружбе и сотрудничестве, полностью соответствующие уставу домашней версии ООН. Президентского указа, обосновывающего объявленную спецоперацию, в опубликованном на официальных ресурсах варианте никто не видел. Приказа Верховного главнокомандующего ВС РФ начать военные действия тоже никто в опубликованном виде на официальных ресурсах обнаружить не смог. Если имелась в виду спецоперация по выносу мозга, то ее можно считать успешно проведенной и завершенной в один день.
Одной из возможных причин, по которым то, что преподносилось как помощь другим государственным образованиям, назвали не традиционным советским термином «выполнение интернационального долга», а «спецоперацией», в следующем: Украина вся целиком и полностью не должна была рассматриваться российским населением как субъект международного права.
На изменение восприятия была направлена многие годы длившаяся кампания контрпросвещения в России. Российское население должно было усвоить презрительное отношение к реальности, возникшей после 1991 года, а сами преобразования в архитектуре мира, произошедшие после распада СССР, воспринимать как свидетельство своего падения, поражения и унижения.
Потому был выбран термин, который, по сути, сообщал, что «мы разбираемся с незаконными военизированными формированиями у себя дома», а не ведем войну с другой страной, не вступаем в бой с ее регулярной армией. Таким термином, не разрушающим, а поддерживающим модель мироздания для внутреннего пользования, стало слово «спецоперация».
Концепция не нова: начиная с 2014 года украинских граждан, захваченных в ходе боевых действий или оказавшихся на оккупированных территориях, или даже по неосторожности приехавших в гости к родственникам в Россию, захватывали представители российских спецслужб и полиции, чтобы предать суду за действия, совершенные на территории Украины. По сути, эти люди становились политическими заложниками, а российская аудитория приучалась к мысли, что российская юрисдикция распространяется на территорию Украины, что судить за участие в Евромайдане и «нападение на сотрудников правоохранительных органов», которые пытались подавить протесты, можно в российских судах и по российским законам. То, что «пострадавшие сотрудники» представляли другое государство, значения уже не имело. Как только эта кампания контрпросвещения дала свои плоды, Россия в представлениях массовой аудитории лишилась своих границ, а присоединение Крыма юридически зафиксировало разрушение ее территориальной целостности. №Не отняли чужое, а вернули свое», — вот что я слышала неисчислимое количество раз начиная с 2014 года.
Если навскидку и по капризу можно что угодно объявить своим, не беспокоясь об отсутствии внешних подтверждений твоего правообладания, то ничего своего нет вообще. А нарушением целостности является не только изъятие, но и добавление. И целостность эта была обусловлена внешним признанием вновь возникшего в 1991 году субъекта международного права, получившего название «Российская Федерация», имевшего конкретные международно признанные границы, состоявшего в ООН и Совбезе ООН, где этот новый субъект унаследовал место СССР вместе с правом вето. Успев побывать и обладательницей твердой, свободно конвертируемой национальной валюты. и членом «Большой восьмерки», РФ объявила саму причину своего рождения «величайшей геополитической катастрофой», а себя саму — ее последствием, и стала с этим последствием бороться с целью «вернуть свое», да только что именно — непонятным остается до сих пор.
Никакая политическая программа возвращения к конкретной форме исторически существовавшей на этой земле государственности не была провозглашена открыто. Это возврат к СССР в его границах? Может да — а может нет. Это возврат к Российской империи в границах 1913 года? Может да — а может нет. Отдельно высвеченные элементы идеологического хаоса позволяют говорить и о том и о другом, но целостной картины не возникает. И бесполезно спрашивать: «Куда несешься ты?».
Полнейшая политическая неопределенность взятого в 2007 году нового курса, как это обозначается в школьных учебниках истории, не предполагает возможности политической ненависти к этой священной корове, именуемой «российская действительность». Политически ненавидеть бессодержательность нельзя. Она обозначила себя лишь отрицанием того, что было положено в основу создания на территории самого крупного блока «союза нерушимого» нового государства по имени Российская Федерация, ничего конкретного взамен не утверждая. В моем понимании это было равносильно выстрелу в висок — и почему на фоне бурного развития «золотых нулевых» у России возникли суицидальные намерения, я не знаю. Надеюсь, историки будущего эту загадку разгадают.
А я возвращаюсь к предъявленным мне обвинениям и их формулировкам, в частности к спешно обновленной 25.04.2022 г. диспозиции ст. 207.3 УК РФ. Я не буду сейчас заострять внимание на том, что это обновление произошло существенно позже, чем были сделаны вменяемые мне в вину публикации. То, что не имеет пространственных границ, не имеет их и во времени, и в этом нарушений логики я не усматриваю. А вот в самой сути дополнения — да. Оно в том, что речь идет о действиях ВС РФ в том числе и в целях «поддержания международного мира и безопасности». Весь вопрос в том, какой этот самый мир и кто для него представляет опасность? Если домашняя версия ООН состоит из РФ, ЛНР и ДНР, то кому из трех субъектов угрожают? К тому же достаточно быстро и эта домашняя версия международного сообщества исчезла, поскольку ДНР и ЛНР включили в состав РФ на законодательном уровне. Вот тут и логично было бы заявить, что примерно три четверти новых российских субъектов остается под украинской оккупацией, потому Россия объявляет Украине войну. А потом объявить Украину вообще угрозой человечеству. Это не имело бы ничего общего с действительностью, но было бы логично с точки зрения заявлений о международном характере миссии российской армии. Но ничего подобного не произошло. И потом, когда еще несколько областей Украины Россия решила включить в свой состав, она тоже подобного заявления не сделала, потому что оно противоречило бы концепции «возвращения своего» и означало бы признание Украины субъектом международного права. И заодно пришлось бы признать не домашнюю версию ООН, а ту самую, которую сразу же «огульно очернила российскую действительность» своей резолюцией ES-11, сразу же приступила к расследованию российских военных преступлений на территории Украины, — той ООН, которая в среднесрочной перспективе создаст международный трибунал, уполномоченный выносить решения в том числе и в отношении российских официальных лиц, несущих ответственность за эти преступления. Российское право вето в Совбезе настоящей ООН на Генассамблею ООН не распространяется.
И зачем в этом случае было срочно вносить изменения в диспозицию ст. 207.3? Это тоже вопрос для историков будущего, а я могу сказать лишь о том, что если бы российские войска на самом деле занимались где-то восстановлением международного мира и безопасности, действуя совместно с другими странами на основании решения ООН и по просьбе законной власти пострадавшей стороны, я бы это только приветствовала. Когда-то я приветствовала участие советских войск в операции «Буря в пустыне», потому что там все было предельно ясно: незаконно оккупированная часть Кувейта должна была быть освобождена, агрессор — наказан. И не так уж важно, что это участие было незначительным, поскольку оно символизировало тогда конец «холодной войны» и возвращение моей страны в глобальный мир в качестве достойного и уважаемого участника международного сообщества.
Если бы в 2022 году Россия занялась бы изгнанием какой-то распоясавшейся диктатуры с территории слабых в военном отношении стран, ставших жертвой военной агрессии, я бы кричала «Ура!». Я даже обзавелась бы чепчиком и кидала бы его в космос, традиционно приветствуя российское воинство. Но страшная правда в том, что в минувшем году Россия развязала агрессивную войну в центре Европы, которая ничем не может быть оправдана или хотя бы объяснена. Потому формулировка насчет «международного мира и безопасности» напоминает старую и горькую шутку советских времен про борьбу за мир до последней капли крови.
И тем не менее я считаю дискредитацию российской армии в целом делом невозможным по тысяче причин. Их создали те военнослужащие российской армии, которые сознательно предпочли пойти под суд, отказавшись выполнять преступные приказы. Я знаю, что таких людей уже на данный момент не менее тысячи.
А для спасения чести любой организации не нужно большинство, как показывает история, — бывает достаточно «одного, который не стрелял», даже если его имя затерялось бы по прошествии десятилетий и столетий. И в создавшейся ситуации воинским подвигом становится отказ от участия в неправедной войне, а не боевые заслуги.
Обвинение утверждает, что я «предвидела неизбежность опасных последствий в виде негативного отношения общества к ВС РФ». Но я своими действиями старалась в меру сил такие последствия предотвратить в будущем, когда будут даны объективные оценки войны, развязанной нашими современниками. Я призывала и призываю российских солдат и офицеров к неучастию в совершаемых тем самым «политическим режимом» преступлениях, чтобы сохранить и личное достоинство, и верность воинской присяге, и представление о воинской чести как таковой в будущем. Это может стоить дорого, это может в ряде случаев закончиться тюремным сроком. Но даже если цена вопроса теперь такова, надо иметь мужество ее заплатить, чтобы протянуть тонкий пунктир в будущее через бесславную эпоху, чтобы сохранить уважение к самому образу воина и защитника, сформированному в прошлом.
Сегодняшнее приравнивание агрессоров к защитникам, которое создается спекуляциями официальной российской пропаганды на теме Второй мировой войны, я считаю особо циничным надругательством над памятью тех, кто на самом деле отдал жизнь за освобождение своей земли от гитлеровских захватчиков. Формирование этой же пропагандой образа «укронациста» и впечатления, будто входя в состав СССР, Украина воевала чуть ли не вся целиком на стороне Гитлера, — еще одно преступление против исторической памяти. Самый большой процент награжденных званием Героя Советского Союза — это Украина, самое эффективное партизанское движение на оккупированных территориях — это Украина и Беларусь. Безусловно, коллаборация имела место и там, но сотрудничавшие с оккупантами формирования парамилитарного типа, называвшие себя националистами, были малочисленны и поддержки не имели. А вот объявленная в РФ экстремистской организацией 250-тысячная УПА [Украинская повстанческая армия] воевала не на стороне Гитлера, а против него. И сделанный сейчас пугалом для неискушенной российской аудитории Бандера Степан Андреевич, проведший четыре года в нацистских концлагерях, был одним из так называемых «малых Нюрнбергских процессов» признан жертвой немецкого нацизма. Кстати о коллаборации: РОА [Российская освободительная армия] воевала на стороне Гитлера вплоть до штурма Праги весной 1945 года, когда победа над ним была уже предрешена, — насчитывая при этом около миллиона штыков. Так что у проживающих сегодня на территории РФ нет оснований считать себя потомками уникального народа в составе СССР, не запятнавшего себя союзничеством с Гитлером во Второй мировой войне.
Признание в РФ УПА экстремистским объединением имело не больше практического смысла, чем если бы таковым объявили армию Александра Македонского, поскольку и в том и в другом случае речь об исторических явлениях. Но идеологический смысл в этом был. Как сказал в этом году господин Мединский, «история не переписывается, а полностью стирается из памяти и пишется заново». (За точность цитирования не ручаюсь, поскольку в СИЗО у меня нет под руками письменного источника, но смысл алгоритма обращения с историей я передала точно.) И я благодарю Мединского за честность. Такой подход отлично объясняет, как можно, не испытывая когнитивного диссонанса, в целях заявленной «денацификации» обстреливать Харьковский университет воздушных сил имени Героя Советского Союза Ивана Кожедуба и вести воздушные бои с дивизией имени Героя Советского Союза летчика Покрышкина. Конечно, такая «перепрошивка» памяти целого народа, о которой говорил Мединский, является преступлением против него, но технически это в большинстве случаев возможно.
Я о событиях, происходивших во время немецкой оккупации Украины, знаю из самого надежного источника — с детства. Это моя бабушка, не успевшая эвакуироваться вслед за отступающими советскими войсками из Луцка, где дом, в котором она жила, разбомбили в первые же часы войны. Историй и доблести, и предательства, и милосердия, и грубого эгоизма людей за четыре года страданий в оккупации с маленьким ребенком на руках у нее накопилось достаточно. И я эту правду о войне успела впитать, потому перепрошивка моей личной исторической памяти невозможна.
По социологическим опросам 2021 года, 80 процентов украинцев на вопрос о том, что защищали в годы Второй мировой воевавшие в рядах Советской армии украинцы, ответили: «Украину». Потому никакого противоречия в их сознании между борьбой против Гитлера в рядах РККА [Рабоче-крестьянской красной армии] и УПА нет, и картинка прошлого цельная. А в России война УПА против войск НКВД после завершения оккупации Украины войсками вермахта возведена пропагандой в абсолют — и в трактовке исторических событий возобладала традиция НКВД. Мне очень жаль, что из всех исторически существовавших традиций современная России выбрала именно традицию собственных палачей, превращавших наших предков в лагерную пыль, а не какую-то иную. Выбор был богатый. Не менее богатый, чем у любого из освободившихся из соцлагеря народов на сломе эпох в девяностых годах минувшего века. Все выбившееся из этой политической традиции получает клеймо «антирусского» и «нацистского» автоматически. Хотя исторически существовавшие в минувшем веке объединения националистов счеты сводили с большевизмом, а не с исторической Россией и не с этническими русскими тем более. Итогом очередного эксперимента по подмене памяти стало предательство не только солдат, воевавших с Гитлером, но и тех миллионов неоплаканных жертв ГУЛАГа, на костях которых построен был сомнительного качества «советский рай».
Волей случая в материалах моего дела оказалось много описаний плакатов, не имеющих никакой формальной связи ни с предъявленными мне обвинениями, ни с войной, ни с Украиной. В их числе плакаты с призывом воспрепятствовать ликвидации общества «Мемориал» в судебном порядке. Я неоднократно выходила с ним в одиночные пикеты в 2021 году, чтобы привлечь общественное внимание к предстоящей расправе над хранителями неискаженной исторической памяти. В кампанию защиты «Мемориала» входила и петиция, которую мы призывали подписать. Это видно из содержания плакатов. Тогда еще не было до конца понятно никому, почему идет стремительное уничтожение не только правозащитных, но и историко-просветительских организаций, таких как «Международный „Мемориал“», занимающийся восстановлением по крупицам памяти о жертвах сталинского террора. Сейчас стало понятно, что это была необходимая часть подготовки к началу большой войны.
Без уничтожения исторической памяти невозможно было не только утвердить трактовки НКВД в отношении событий Второй мировой в качестве общеобязательной единственной версии. Главное, чему мешала эта память, — расчеловечиванию других народов, оказавшихся тоже заложниками советской системы и ощутивших себя таковыми после ее распада. Потому «Мемориал» стал «иностранным агентом».
Ведь другие пострадавшие от репрессий народы теперь были иностранцами, а их выбор преемственности не совпадал с российским. В большинстве своем они оказались на стороне жертв НКВД, а не на стороне чекистов. Когда создавался «Мемориал», представить себе, что память о прожитой в 20 веке трагедии нас не объединит, а разделит, было невозможно. Но потомки тех, чьи кости нашли вечное упокоение в обнаруженных или еще не найденных расстрельных рвах на российской территории, оказались «подозрительными иностранцами», связь с которыми указывает на враждебность России и преследуется по закону, если не отмечена ярлыком «иноагента».
Показательно то, что против сотрудников «Мемориала» начали возбуждать уголовные дела именно в связи с «оправданием нацизма». Саму организацию еще в 2021 году пытались обвинить примерно в том же из-за ошибочного включения в более чем трехмиллионный список жертв политических репрессий трех человек, которые на самом деле сотрудничали с немецкими оккупационными администрациями и выполняли для них грязную работу. Одна ошибка на миллион точных свидетельств о чьих-то загубленных жизнях! Ошибка, которая не могла возникнуть, если бы были открыты архивы. Этого оказалось достаточно, чтобы говорить о связи «Мемориала» и нацизма, потому что это имело пропагандистское значение в процессе перепрошивки массового сознания. Ведь в сверхновой, а на самом деле хорошо забытой старой парадигме мышления войну с Гитлером выиграла никакая не антигитлеровская коалиция, и даже не СССР в качестве многонационального государства, а товарищ Сталин и НКВД исключительно. Вклад остальных обесценен. А кто против Сталина и НКВД, тот и есть «нацист» или «пособник нацистов».
А победа над Гитлером использовалась для оправдания всей той кровавой каши, которая этой организацией творилась. Отчего же не воспользоваться заготовкой, оправдав этой победой претензии современной России на особую роль в новом веке, если она — наследница именно НКВД? Главное-то здесь: убедить население России в том, что они — «народ-победитель», а остальные их недооценили, поэтому они могут «взять свое» сами по праву сильного.
Но и это не единственная заготовка XX века, использованная технологами перепрошивки. Я все гадала, как же они обойдут тот очевидный факт, что объявленные главными врагами России Великобритания и США были союзниками в двух мировых войнах? Его легко не обошли, а объехали на кривой козе по имени «англосаксонское доминирование», с которым надо, разумеется, «покончить». Один глаз эта коза потеряла в 1945-м, но оказалась живучей тварью. Доит ее этот новоявленный политический режим, ездит на ней и нарадоваться не может. Даже в материалах моего уголовного дела достаточно ее следов на листах с опровержениями от Минобороны. Коза эта следует лишь по одному маршруту, и конец старой козьей тропы — международный трибунал.
Я уверена в том, что он будет, уверена в том, что международные преступники будут названы поименно, что в открытых процессах на весь мир прозвучат убедительные доказательства их вины. Я уверена и в том, что Украина рано или поздно восстановит свою территориальную целостность в границах 2013 года, а какое количество ее городов и сел будет к этому моменту числиться за регионами РФ, никого в мире интересовать не будет. Ну а победу в этой войне Украина одержала в первые же ее недели, о чем я и говорила в одной из вменяемых мне в вину публикаций. Потому что даже ярые апологеты военного вторжения, если были чужды лукавства, говорили о цели этой новой военной кампании 2022 года откровенно: это поглощение Украины, прекращение ее бытия в качестве суверенного государства на своей территории. Цель достигнута не была, а после отступления российской армии на Киевском и Черниговском направлениях стало ясно, что она уже достигнута не будет. Даже американским военным экспертам, прогнозировавшим 24.02.2022 г. падение Киева максимум за четыре дня, долгую партизанскую войну на оккупированных территориях, с правительством в изгнании, все стало ясно. Прогноз не сбылся. Это, кстати, тоже к вопросу об «англосаксонском доминировании западных кукловодов» и прочей ненаучной фантастике.
Все оказалось куда проще: из этих краев всегда выгоняли захватчиков. Выгонят и теперь. То, что на сей раз захватчики говорят по-русски, на результат не повлияет, потому что лишь защита родины может мотивировать любой народ мобилизовать все ресурсы. А родина не там, где ее может в любой день назначить Госдума. И дух предков, победивших Гитлера, помогает сейчас Украине, а не России, напавшей с двенадцатикратным превосходством в одной только авиации на куда более слабого в военном отношении противника.
Я глубоко уважаю Украину за ее мужество и восхищаюсь тем, как ее граждане отстаивают свою свободу, — но я не украинка. Я не могу приписывать себе украинскую идентичность, хотя не единожды за восемь лет выходила под флагом этой страны на антивоенные акции протеста. Я не прошла с Украиной тридцатилетний путь постсоветской модернизации через взлеты и падения, ошибки и исправление их последствий, надежды на справедливость после первого Майдана и разочарование, через огонь второго Майдана и последовавшие за ним реформы, дающие надежду, но не оправдавшие всех ожиданий, через надежды на дипломатическое решение конфликта в 2014 году и крах надежд на фоне холодного невнимания мирового сообщества, заигравшегося в «реальную политику» с Россией и не видящего приближения беды. Я не имею морального права на произвольное присвоение украинской идентичности, которое определяется не «вопросами крови», а опытом жизни. Мою родину выдернул у меня из-под ног тот самый «политический режим» — и она называлась Россией. Именно с ней я проходила свой путь, потому виню себя в том, что серьезность угрозы осознала слишком поздно. 2014 год — это поздно. Подмена и та самая перепрошивка сознания к тому моменту уже наполовину состоялась, хотя надежда предотвратить развитие событий по катастрофическому сценарию все еще была.
А сейчас я хочу сказать весьма непопулярное среди тех, кто ждет «с томленьем упованья минуты вольности святой»: Россия не будет счастливой. Не может быть счастливой страна, причинившая Украине столько боли, столько смертей, столько невозвратимых утрат созданными трудами поколений ценностей. И список потерь еще не полный, и война продолжает его пополнять ежедневно. Счастье и прохождение «на позитивчике» в светлое будущее России нарушило бы закон высшей справедливости, а он не нарушался никогда в истории человечества — только воплощался по-разному, не всегда в откровенном варианте «десяти казней египетских». Диктатуры смертны, особенно пошедшие вразнос, но последствия их воздействия на души людские изживаются иногда в нескольких поколениях. И это предполагает сознательное взятие на себя ответственности за страну и включение себя в процесс трудный и болезненный по выправлению деформаций, затронувших все стороны жизни покалеченной страны и ставших настолько привычными, что их будут непременно защищать из-за неумения без них обходиться. Вот эта защита и может стать худшей альтернативой «десяти казням». Потому что ею займутся внешне милые и обаятельные люди, уверяющие, что самый гуманный вариант выхода общества из тупика — заключить «пакт забвения», примирение без справедливости на быстро перевернутой странице. Так примерно и произошло на моих глазах после того, как «союз нерушимый» слинял в три дня, а нас подхватила и понесла на крыльях эйфория свободы. Доставшейся даром свободы в качестве подарка судьбы к совершеннолетию.
Чистый лист, с которого мы начали, очень быстро оказался заляпан кровью. Потому что иначе и быть не могло. Потому что не может стать счастливой страна, где едва ли не каждый однажды в чем-то предал себя или другого, произнеся предписанные слова вместо честных, промолчав там, где надо было защитить. Не может быть счастливой страна, где цинизм стал привычной защитной реакцией, а различение добра и зла — признаком безумия.
Не может быть счастливой страна, боящаяся исследовать свое прошлое ради того, чтобы знать поименно его героев и преступников, отдать долг справедливости и тем и другим, оплакать невинных жертв преступлений. Куда проще «великодушно» простить боль тех поколений. А простить себе самим страдания другого народа будет еще проще.
Только в том случае, если у России хватит мужества взглянуть на себя в зеркало, которое ей предоставит в обозримом будущем окружающий мир, — взглянуть, ужаснуться себе самой и не отворачиваться. Если его хватит, чтобы встать на путь национального покаяния и двигаться по нему шаг за шагом, только тогда одному из следующих поколений станет доступно трудное счастье свободных людей, сопряженное с ответственностью. А пока я вижу даже у тех, кто с этим пресловутым «политическим режимом» не особо дружен, главным образом жалость к себе, утратившим возможности и перспективы, мне хочется не торопить восход «звезды пленительного счастья». Я боюсь, что ее снова деловито снимут с неба, чтобы раздробить на стразы, как уже однажды на моей памяти было. И боюсь я этого куда больше, чем тюремного срока.
Если после представления обвинением своих доказательств мне не было понятно, в чем меня обвиняют, то теперь пазл сложился: к формулировке «заведомо недостоверные сведения» это отношения не имеет. И в основном усилия следствия были направлены не на то, чтобы обосновать заведомость или ложность конкретных публикаций, а на выявление моей враждебности к «действующему политическому режиму». Этого показалось достаточно. И это на самом деле подтверждается частью тех находок у моих друзей, которые предварительное следствие решило к делу не приобщать и доказательствами по нему не считать. Я тоже держала эти плакаты в руках.
Да, я враг, и враг открытый. Это наследственное. Я не простила этой злой силе ни трех бабушкиных братьев, отправленных на десять лет в лагеря за частушку про пятилетки. Из них вернулся лишь один в 1956-м. Не простила десять лет на лесоповале за работу 1 мая в своем огороде и шутку про «выполнение своей пятилетки» для сестры моей прабабушки по отцовской линии. И видя, что это зло вернулось, моим долгом было крикнуть: «Будь ты проклято!».
Смеяться над напыщенными пафосными глупостями — это тоже наследственное, и я в списках «Мемориала» по меньшей мере четвертая из семьи. Но враждебность не означает, что я прибегала к такому унизительному для меня же самой приему, как клевета. Если это неважно, а тюремным сроком оценивается само отношение и убедительность моих слов, а не способ выражения позиции, то запрашиваемые обвинением 7 лет лишения свободы я считаю достойной и даже лестной оценкой своих трудов.
Я не просила бы суд о вынесении оправдательного решения, если бы не одно обстоятельство. Оно связано не с тем, что именно делалось дознавателями и следователями, а с тем — как. Мой адвокат, Зырянова Мария Сергеевна, выступая в прениях, уже профессиональным языком объяснила, из чего и как сшито мое уголовное дело. Но для полной ясности, которая, на мой взгляд, должна наступить не только для участников процесса, но и для слушателей, включая прессу, я кратко перескажу содержание комедийного сериала «Следствие провели знатоки». О трагическом я закончила. Теперь о смешном…
…Началась суета в Третьем отделе Центра «Э», как я понимаю, лишь в середине апреля минувшего года, поскольку наступила окончательная ясность: отправить меня за решетку по ст. 205.2 «за оправдание терроризма» уже не получилось. 11.04.2022 г. во Всеволожске следователь отдал мне изъятую при обыске 20.10.2021 г. технику и закрыл дело. Постановление прокуратуры об отмене его возбуждения было вынесено почти сразу, но долго обжаловалось, потому до середины апреля особого интереса к моей скромной персоне постоянный читатель всех ресурсов «Демократического Петербурга» и «Мирного сопротивления» капитан Лебедев не проявлял. Но к середине апреля бесперебойный источник скриншотов для написания рапортов, а именно страница ВКонтакте «Демократический Петербург — Мирное Сопротивление», иссяк.
Пришлось срочно оформлять старые «консервы», заготовленные на всякий случай еще в марте, в протокол осмотра, датированный 21 марта.
На вопрос о критериях отбора публикаций свидетель Лебедев ответить не пожелал. Но зачем брать публикации, сделанные до 5 марта и придавать потом закону обратную силу путем каких-то ухищрений, если есть публикации поновей, которые содержат такого же рода информацию, рациональному объяснению не поддается. Однако с протоколом ошибочка вышла: с датой Лебедев не промахнулся, а вот со времени осмотра — да. Утро надо было вставить, а не вечер. Тогда бы хоть в этом, самом очевидном, концы с концами бы сходились. Хотя демонстрация компьютерной безграмотности и разнобой в показаниях между Лебедевым и понятыми оставались бы в активе и в любом случае сделали бы допрос дознавателя из Центра «Э» кульминацией захватывающего сериала.
26 апреля результаты изысканий Центра «Э» передаются по подследственности, но все-то за этих следователей делать надо, даже обоснования обысков. В материалах дела много различной служебной переписки, которая вся была зачитана в зале суда в качестве письменных доказательств обвинения. Но те самые запросы старшего следователя Васильевой, о которых говорил Лебедев на допросе в суде, в них не поместились. Томики и без того получились пухлые, так что верю: не поместились. И делает Лебедев четыре однотипных обоснования неотложных обысков по делу о публикациях начала марта 5 мая. В какое время — не указано, но поскольку 5 мая в восьмом часу утра обыски во всех квартирах уже начались, то, вероятно, ночью. Возможность обнаружения «орудия преступления» обосновывается тем, что отобранные Лебедевым в свидетели четыре человека также были подписчиками страницы «Демократический Петербург — Мирное сопротивление». Там всего было до блокировки примерно 12,5 тысяч подписчиков, и у любого из них могло быть обнаружено то самое «орудие преступления». Недоработка.
А у меня оно как раз обнаружено быть не могло, поскольку изъятую технику мне вернули лишь 11 апреля, и на ней никаких следов моей деятельности в начале марта не было. Она в это время отдыхала на складе вещдоков, а временные переносные носители информации, на которых я в промежутке работала, давно были отформатированы. И где была в марте моя компьютерная техника, смартфон и куча старых флэшек, полагаю, в Третьем отделе Центра «Э» знали не хуже меня. Но именно 5 мая почему-то надо было помешать всем удалить информацию двухмесячной давности, причем срочно.
Потому дело возбудили в лихорадочной спешке раньше, чем создали следственную бригаду и уполномочили Васильеву его возбудить. Ну понятно, всю ночь проработали, забыли.
Во время обыска забрали все то же, что не так давно лежало на складе вещдоков, кроме новых SD-карт из смартфона и фотокамеры, где были давно опубликованные в открытом доступе фото и видео с акций протеста за несколько месяцев. И отношение к вменяемым в вину публикациям имела лишь одна из карт — та, что с записью репортажа с пикетов 6 марта 2022 года, где я говорила про обстрел киевской телевышки и попадание в мемориальный комплекс «Бабий Яр». Вряд ли у меня дома можно было бы найти что-то еще относимое к делу. Но если бы чуть меньше были уверены, что я это нечто прячу, то обратили бы внимание на разбросанные по всей квартире актуальные на весну 2022 года плакаты на антивоенную тему, а не на те два, извлеченные из платяного шкафа, которые фигурируют в деле. Они сохранились с осени 2014 года, когда мы призывали народ прийти на Марш мира 21 сентября. Конечно, актуальность они не утратили. И если предметом доказывания в данном уголовном деле в действительности было мое категорическое неприятие войны с Украиной, то и эти свидетельства восьмилетней давности годятся. Отношение с тех пор не изменилось.
Впрочем, насчет предмета доказывания — это мои догадки. Что именно и к чему в этой россыпи разнородных предметов относится, я так и не услышала.
Однако все найденное у меня при обыске стройными рядами перекочевало в обвинительное заключение без каких-либо комментариев. Как следует из протоколов осмотра предметов в Центре криминалистических экспертиз, на всех моих носителях, кроме упомянутых двух SD-карт, информации, интересующей следствие, обнаружено не было, либо не было обнаружено информации вообще. Полагаю, эти пустышки добавили для солидности, чтобы проделанная работа была видна. Но и тут ошибочка вышла. К этим стройным рядам моих пустышек как-то пристроились еще три компьютера и мобильник. Сами. Без спросу. Следователь не заметила. Потому что среди десяти ни о чем не говорящих предметов спрятаться еще четырем таким же молчаливым — проще простого. Мы на этом основании просили вернуть дело в прокуратуру, но интересы открытости и гласности потребовали исследования «фантомных улик» в открытом судебном заседании. Исследовали. Как то, что есть, непонятно о чем свидетельствует, так и то, чего нет, — тоже. Это логично. Можно было сразу понять и не тратить время суда.
Впрочем, то, что предварительное следствие не сочло доказательствами по делу и не приобщило к его материалам, тоже в открытых заседаниях исследовалось. Расширение доказательной базы произошло за счет изъятых на обысках у моих свидетелей предметов. Предварительное следствие не сочло их интересными. Потому после вынесения постановлений о непризнании их доказательствами по делу и неприобщении к его материалам, следователем Васильевым все вещи возвращаются законным владельцам. Тем не менее в суде в качестве письменных доказательств моей вины зачитываются и протоколы обысков на квартирах «свидетелей», и протоколы осмотра в Центре криминалистических экспертиз с подробным их описанием.
Количество нерелевантных подробностей — от номеров примерно двадцати банковских карт до записок по работе и названий книг из личной библиотеки — растет в геометрической прогрессии. О чем эти подробности говорят, есть тайна, покрытая мраком.
Предположим, описания плакатов могут свидетельствовать о моем отношении к пресловутому политическому режиму — но это мои догадки, а не какая то логическая конструкция, созданная трудами обвинения. Разгадываю шарады как умею.
А вот как доказывают мою вину, ну хотя бы в том самом мыслепреступлении (которое по факту состав ст. 207.3 УК РФ и образует, насколько я поняла), сами постановления следователя Васильевой о непризнании всего этого списка из сотни позиций доказательствами по делу? Эту шараду я не разгадала. А как доказывает мою вину постановление той же Васильевой о выделении в отдельное производство по ч. 1 ст. 243 УК РФ фото- и видеоматериалов от 2 мая 2022 г.? Нет, постановление-то само мне очень симпатично. Оно подарило мне и даже моим сокамерницам около года назад минут пять заливистого смеха, поскольку речь идет об уничтожении или повреждении объекта культурного наследия.
Стало быть, моя картонная коробка в форме буквы Z хоть кому-то таким объектом показалась, а более пятнадцати минут на ее изготовление не ушло.
[2 мая 2022 года, за несколько дней до ареста, Ольга Смирнова участвовала в акции с сожжением буквы Z, во время которой произнесла антивоенную речь.] Но как это к мартовским публикациям относится — опять же тайна, покрытая мраком. А времени суда потрачено на эти нераскрытые тайны достаточно. После чего гособвинитель указал на затягивание процесса стороной защиты, а на подготовку и к прениям, и к последнему слову одновременно мне выделили пять дней.
Свидетели обвинения — один краше другого. У одного обыск признан судом незаконным. И получается, что все предметы, изъятые у Шипицына В. Ю., которые перечислялись на судебном заседании несколько часов, изъяты были, к тому же, в ходе незаконного обыска. От него обвинение отказалось. А ведь судя по протоколу допроса в ходе предварительного следствия, он мог бы поведать то, что известно недавно свалившемуся с Луны человеку — примерно как и остальные, по непонятным причинам отобранные в свидетели Лебедевым. Сичкарева Т. С. тоже не спешила делиться с участниками процесса лунными новостями. Обвинение от нее отказалось. А вот свидетель Мумджи А. А. в понимании гособвинителя пояснил, что «посты, исходя из авторства, были опубликованы, вероятно, Смирновой О. Б.». Что-то я слышала о процессуальных нормах, по которым высказанные в предположительный форме свидетельства в расчет в суде приниматься не могут. Но если это не смущает, то все в порядке: глядя на картинку, под которой написано «Ольга Смирнова», любой бы сделал аналогичные выводы и предположил, что это опубликовала именно Ольга Смирнова. Главное, комплиментов я от свидетеля обвинения услышала столько, что даже смутилась. И еще выяснилось, что ему тоже не протокол осмотра Лебедева от 21 марта показывали, а другие распечатки. Да и подпись свою под разъяснениями прав он помнит плохо, а давление, на него оказанное, — как раз таки хорошо.
И тут самое интересное: при всей очевидности моих мыслепреступлений, сам факт вменяемых мне в вину конкретных деяний, то есть событие, обоснован в итоге лишь моими собственными словами.
И то частично. Потому что публикации я опознавала по подписям, а такую информацию, как точное время их размещения и тем более двадцати- и более значный адрес ссылки, моя память сохранить не могла. И что же установили без моей помощи наши «знатоки»? Как сказал гособвинитель, они установили, что я находилась в момент появления вменяемых мне в вину публикаций «в пределах действия базовых станций, обслуживающих территорию, прилегающую к д. 60 по ул. Лени Голикова в Санкт-Петербурге». Иными словами, дома. Предположительно. Я ли там находилась или мой телефон — это тоже вопрос, поскольку никаких соединений, совпадающих по времени с публикациями, в списках соединений, представленных компанией «Мегафон», нет. А где они есть? Нигде. Изменения на сервер «ВКонтакте» мной, согласно протоколу соединений, который по запросу Лебедева прислала администрация соцсети, не вносились. Это может объясняться задержкой, вызванной особенностями алгоритма работы сети, но ничего определенного о времени этих задержек мы не знаем. И ведь даже запрос в «Мегафон» был сделан следователем Васильевой только после того, как я на заседании суда по обжалованию меры пресечения сказала, что следствие до сих пор не сделало запросы в «Ростелеком» — провайдеру проводного интернета, и в «Мегафон» — оператору мобильной связи.
Я была больше следствия на тот момент заинтересована в точном и скрупулезном установлении того, что публикации эти делала именно я. Я одна, находясь дома.
Моя заинтересованность объяснялась просто: изначально мне вменялось в вину преступление, совершенное в составе группы лиц. А следствие без всяких оснований настаивало на том, что своим аккаунтом ВКонтакте я пользовалась не одна, а предоставляла его другим людям, имена которых не желаю называть. Поэтому я хотела, чтобы следователь Васильева сделала оба запроса и получила точную информацию о том, что именно из моей квартиры делались в указанное время все публикации. Но для снятия пункта «б» Васильевой хватило и информации из «Мегафона» о близости моего телефона к домашнему адресу. Запрос в «Ростелеком» не делался. В итоге чисто технически событие никак не доказано. Есть лишь то, что удержала моя память. А все потому, что следствие вели «знатоки».
А с подбором опровержений от Минобороны дело сразу же не задалось. Я, конечно же, не считаю сам подход, при котором публикации на официальных ресурсах воспринимается судами как доказательства «заведомой лжи», законным с точки зрения конституционных норм.
Но где Конституция, а где политический режим? Они с разных планет. И ясно, что пытаются защитники режима все сделать четко по Оруэллу. Однако антиутопию тоже надо уметь делать. И с учреждением «министерства правды» в России что-то явно не задалось, потому что, как говорил практик по части антиутопий товарищ Сталин, «кадры решают все».
Вот они и порешили: отсутствие информации о событии на сайте Минобороны тоже считать опровержением, распространять сказанное за неделю до события на все последующие дни или просто за неимением ничего похожего на сообщение, которое надо срочно опровергнуть устами Конашенкова, слить брифинги Минобороны в шейкер, встряхнуть, перемешать и вылить на листы дела как акт осмотра официальных ресурсов. Это не по Оруэллу, а почти что по Жванецкому.
Это я к тому все клоню, что отказавшееся от собственных формальностей государство перестает государством быть.
И меня не то беспокоит, что конкретная форма злокачественно измененной государственности канет в Лету, — туда ей и дорога. А то, что уважение вообще к каким-либо государственным институтам будет утрачено, если в них на глазах у всех будет гибнуть элементарный здравый смысл, который обычно называют житейским.
Именно им руководствуется большинство людей, определяя для себя, нужна ли им упорядоченная жизнь по определенным правилам и инструмент для ее поддержания, которым в норме является государство? И нужно ли им государству как таковое?
Потому я прошу суд проявить милосердие к здравому смыслу и дать ему выйти из этого зала живым. С учетом того количества чисто процессуальных недоразумений, а также ляпов и ляпcусов, сделанных «знатоками», оправдательное решение суда вряд ли вызовет подозрения в нелояльности к политическому режиму. И ради сохранения уважения к законности и здравому смыслу, я прошу его вывести, признав меня невиновной.
14 августа 2023 года
